ФОНЕСТЕМА. Хотя сам термин «фонестема» появился в 1930 году с легкой руки Джона Руперта Фёрта [1], не давшего, кстати, ему четкого определения, догадки о некоем семантическом или экспрессивном характере звукосочетаний, составляющих корневую морфему, засвидетельствованы в Европе уже в 17 веке.
В частности, первое такое предположение выдвинул великий английский математик, теолог, логик, философ и грамматист (1653 г.; см. [2. C.49-50]). Позже к нему присоединились Ш. де Бросс [3] и Ф.Шаррасен [4], а уже в 20 веке Фред Хаусхолдер, заимствовав термин «фонестема», сформулировал его как «фонему или комплекс фонем, общий для группы слов и имеющий общий элемент значения или функцию» [5. C.83-84].
Развитие темы происходит в основном на американской территории: Ю.Найда [6. C.6], Д.Болинджер [7], Дж.Смизерс [8. C.86], Б.Л.Уорф [9. C.133], Х.Марчанд [10. C.153-154], Л.Блумфилд [11. C.267], Р.Уэскотт [12] и др. В отечественном языкознании изучением начальных консонантных звукосочетаний впервые занялся Виктор Васильевич Левицкий. Он провел статистический анализ их семантико-фонетических связей в английском [13] и в немецком [14; 15] языках. Результаты проведенного исследования позволили автору утверждать, что «почти все двух- или трехфонемные сочетания в начале корня в английском языке связаны с определенным значением или определенным кругом значений» [13. C.14]. Такой же вывод сделан и для немецкого языка.
В целом, сегодня это мнение не вызывает серьезной критики, а получает развитие в расширении круга обсуждаемых вопросов. К ним, в частности, относятся проблемы: интерпретации значений фонестем, семантического статуса начальных и конечных звукосочетаний, их происхождения и эволюции. Преимущественно, эти проблемы получают разработку с позиций «объективного звукосимволизма», т.е. выводы извлекаются на основе лексико-семантических исследований. Однако в последнее время всё большую популярность приобретает психолингвистический ракурс исследования фонестем, или субъективный аспект звукосимволизма.
Психолингвистические исследования звукосимволизма проводились в основном для выяснения символических возможностей отдельных звуков: [16; 17; 18; 19; 20; 21; 22 и др.]. Методики постановки экспериментов обычно сводятся к двум: методу «семантического дифференциала» Ч.Осгуда и методу «подбора». В первом случае испытуемым предъявляются искусственные слова: если большинство испытуемых одинаково оценивает эти слова-стимулы, то принято считать, что звуковой символизм существует. Во втором случае испытуемым предъявляются слова, взятые из естественных языков. Принято считать, что если большинство испытуемых правильно подберет к словам родного языка антонимичные пары слов иностранного языка, т.е. если испытуемые угадают значения не известных им звучаний, опираясь на значения и звучания слов родного языка, то это свидетельствует о существовании звукосимволизма. Однако сегодня уже не достаточно простого утверждения о том, что звуковой символизм существует. Разнообразие фонестем — как начальных, так и конечных — предполагает определенную дифференциацию «символизмов», с одной стороны, и их интеграцию, с другой.
Так, например, в недавнем исследовании начальных звукокомплексов английского языка Н.Л.Львова [23], применив метод «семантического дифференциала», пришла к выводу, что сочетания, в составе которых есть одинаковые фонетические единицы (напр., bl-, kl-, fl-, gl-, pl-, sl- и br-, kr-, fr-, gr-, spr-, str-, tr-), характеризуются одинаковыми семантическими качествами. Так, все перечисленные сочетания с элементом l оцениваются как «слабые», «приятные» и «маленькие» (кроме gl-), в то время как сочетания с элементом r воспринимаются как «сильные» и в большинстве случаев «неприятные», «быстрые», «жестокие» и «большие». Автор установила, что наибольший символический потенциал (способность того или иного звука символизировать определенное понятие или группу понятий) принадлежит звукосочетаниям fl-, pl-, sm- и gr-, а наибольшая символическая активность (способность того или иного понятия символизироваться определенным звуком) характерна для шкал силы, ровности и жесткости. Выводы приведенного исследования, как видно, относятся не столько к семантической специфике каждой фонестемы, сколько к интегральным признакам, задаваемым отдельными элементами звукосочетаний.
Вместе с тем остается вопрос, насколько соотносимы «субъективный» и «объективный» звукосимволизмы. В психолингвистических экспериментах обычно выявляют один спектр значений (преимущественно сенсомоторных), а в лексико-семантических — другой. С целью прояснения этого вопроса более десяти лет назад я попытался сопоставить результаты теоретического моделирования семантики французских фонестем br- и bl- с экспериментальными выводами [24. C.81-84]. Методика состояла в том, чтобы приписать одно из двух искусственных слов, начинающихся с br- или bl-, одному из 10 денотатов. Оказалось, что предпочтение, отдаваемое той или иной форме, в целом, соответствовало полученным «объективно» данным. Так, описанное семантическое пространство фонестемы br-, включавшее такие микрополя, как «звукоподражание», «острый», «борьба», «разрушение», «рука», «связывать», верифицировалось выбором таких реалий, как Гусли («звукоподражание»), Кинжал, Копье, Башня, Рог, Топор («острый»), Сбруя, Пряжка-брошь («связывать») и т.д. В ряду предметов, получивших преимущественно bl-наименования, так же оказалось большое количество ответов, подтвердивших теоретические ожидания, а именно составляющих семантического пространства bl-: «округлый», «оболочка», «светлый», «удар». Так, bl-слова были предпочтительнее приписаны реалиям: Облако («светлый» + «округлый»), Сапог, Одежда, Кольчуга, Латы, Головной убор («оболочка»), Стремя, Глаза, Электрическая лампочка, Ладья («округлый»), Молоток, Дубина, Наковальня («удар»). Случаи несовпадения с теоретическими ожиданиями, тем не менее, не заглушают общую тенденцию связывать с этими звукосочетаниями именно предсказанные значения-признаки.
Традиционно фонестемы анализировались на основе дистрибутивных данных. И хотя существует долгая традиция психолингвистических экспериментов, фокусирующихся на том, как реагируют пользователи языка на новые слова, содержащие особенные звукосимволические элементы, такие как /i/ и /a/ (см. обзор в: [25]), только недавно психологическая реальность фонестем стала объектом психолингвистических исследований.
Стандартный лингвистический тест для оценки психологической реальности предлагаемой языковой единицы основан на комбинаторности и продуктивности. В своем исследовании регулярного маркера множественности в английском языке Джин Берко [26] приводит доводы в пользу психологической реальности знания морфологии на основе приложения существующих в языке моделей к новым формам, например, wug. То, что испытуемые неукоснительно образовывали множественное число от wug как wugs, послужило свидетельством владения внутренним правилом образования множественного числа существительных. Такие тесты с неологизмами (теперь известные как WUG-тесты) стали очень распространены в психологических исследованиях морфологического знания.
Однако что касается фонестем, то их психологическую реальность установить трудно, т.к. они в целом не являются ни комбинаторными элементами, ни очень продуктивными. Частично эта дилемма разрешалась мнением о том, что фонестемы, не будучи комбинаторными единицами, все же в некоторой степени продуктивны.
За последние несколько лет к проблеме психологической реальности фонестем с той же позиции неологизмов обратились авторы трех диссертаций: [27; 28] — в английском и [29] — в шведском). Работа Маргарет Магнус [28] может служить лучшим примером для представления их общей методологии.
Магнус применяет два типа эксперимента, основанных на распознавании и образовании испытуемыми неологизмов. Первый метод тестирует знание фонестем путем предъявления испытуемым дефиниций для несуществующих слов и задания изобрести новые слова для этих дефиниций. В исследовании М.Магнус для изобретения новых слов испытуемые были склонны использовать фонестемы своего языка.
Например, для дефиниции «соскребать черную корку с пережаренного тоста» (‘to scrape the black stuff off overdone toast’) 27% ии. придумали слова, которые начинались с sk-. Второй тип эксперимента проверял использование фонестем при восприятии новых слов. Испытуемым было предложено искусственное слово, которому они должны были дать дефиницию. В этот раз снова ответы были такими, как будто они употребляли фонестемы. Например, слово glon (с начальным gl-) вызывало дефиниции, связанные со «светом» в 25% случаев. Магнус интерпретирует свои результаты как свидетельство того, что пользователи языка воспринимают отдельные фонемы или сочетания фонем как наделенные значением.
К такому же выводу, но на основе дистрибутивного подхода, приходит и Б.Джозеф [30] в отношении греческой фонемы /ts/. А.Абелин [29] добавляет к этому предположение, что чем более распространена фонестема среди слов с общей фонологической формой, тем более вероятность того, что испытуемые оценивают неологизмы, придерживаясь значения этой фонестемы. Результаты Ш.С.Хатчинс [27] подтверждают роль фонестем (даже в межъязыковом сравнении) в создании неологизмов.
Бенджамин Берген [31] пытается выяснить, каков психологический статус фонестем в восприятии пользователей языка, и находит, что лучшим методом для разъяснения этих вопросов является «прайминг»-метод (priming), впервые примененный С.Кемпли и Дж.Мортоном [32] и обобщенный Э.Дрюс [33]. Морфологический прайминг — это ускорение или замедление ментального доступа к слову-мишени на основе некоторого предварительного (prime) слова, предъявленного ранее. Большое количество исследований морфологического прайминга обнаружили структуры, характерные только для морфологически родственных предварительных слов и слов-мишеней, но отсутствующие в неродственных словах (см.: [34]). Это различие между эффектом морфологического прайминга, с одной стороны, и известными эффектами фонологического и семантического прайминга, с другой, послужило основанием считать морфемы психологической реальностью. Аналогичным образом можно предположить, что если фонестемы имеют когнитивный статус, то они обнаружат прайминг-эффекты, отличающиеся от показаний, которые демонстрируют слова без фонестем.
В качестве стимулов испытуемым были представлены 50 пар слов, распределяющихся по пяти категориям. В первой категории предварительное слово и слово-мишень имели одинаковый фонологический признак (всегда начальный комплекс) и общий семантический признак, такой как «нос» или «свет» (напр., glitter : glow). Во второй категории прайм и мишень были схожими только по фонологическому признаку (всегда по начальному), напр., druid и drip.В третьей категории прайм и мишень имеют только определенную семантическую общность, напр., cord и rope. В четвертую категорию отнесены псевдофонестемы, т.е. пары слов, имеющих и сходную фонетическую форму, и семантику, однако крайне малочисленные (обычно не больше двух слов), напр., crony и crook. Наконец, для сравнения, в пятой категории пары слов не имеют ничего общего ни по форме, ни по значению, напр., frill и barn.
Результаты эксперимента распределились следующим образом. Наиболее короткое среднее время реакции было показано в случае прайминга первой категории (фонестемы), а именно на 59 мсек быстрее случая 5-й категории (отсутствие формального и семантического сходства), которая определяется как основание. Для сравнения, скорость реакции в случае семантического, но не формального сходства превышает последнюю на 23 мсек. Наоборот, скорость реакции в случае только формального сходства (вторая категория) оказалась несколько медленнее категории-основания (на 3 мсек). Другими словами, распознавание слов-мишеней происходит быстрее у фонестемически связанных слов, чем у слов, сходных только по форме или только по значению. Тем не менее, для объяснения фонестемического прайминга не достаточно только сходства форм, и значений. Для сравнения, в случае псевдофонестем, т.е. слов со сходной формой и значением, но очень немногочисленных в лексиконе, реакция оказалась всего лишь на 7 мсек быстрее основания. Это различие указывает на то, что статистически превалирующие формально-семантические единства вызывают более быстрые реакции, чем статистически одинокие аналогичные образования.
Получив данные выводы, Б.Берген предполагает, что лидерство фонестем в скорости реакции обязано тому, что фонестемические пары стимулов воспринимаются как более тесно связанные по значению, чем пары в остальных категориях.
Чтобы проверить свое предположение, он применяет к предъявленным парам из всех категорий «латентный семантический анализ» (ЛСА) [35]. ЛСА представляет собой статистический метод, выявляющий сходства между словами или текстами на основании контекстов, в которых они появляются. Чем более сходны дистрибуции двух слов или текстов, тем более семантически похожими они оцениваются. Испытуемым было предложено оценить степень сходства между предъявляемыми парами по шкале от -1 до 1. Таким образом, в частности, пара glitter и glow получила ЛСА-оценку 0.27 (в чем-то сходны), тогда как пара barn и frill получила оценку 0 (нет ни особого сходства, ни особого расхождения). В результате значения категорий «форма» и «основание» оказались близки нулю, а категорий «псевдофонестема», «фонестема» и «значение» минимум в 2 раза выше. Иными словами, с семантической точки зрения, фонестемы примыкают к псевдофонестемам и словам со сходными значениями, но с различными формами, причем от последних они отличаются незначительно (0.23 — 0.26).
Сравнивая результаты своего эксперимента с полученными ранее результатами морфологического прайминга [36] и отмечая между ними явные сходные тенденции, Б.Берген заключает, что в ментальном механизме речепроизводства фонестемы обладают тем же статусом, что и канонические морфемы [31. C.302].
Приведенные тенденции психолингвистического подхода к фонестемам не исчерпывают круга возможных вопросов в этой области. Так, исследованию подвергаются преимущественно начальные звуки и звукосочетания, тогда как конечные — рифмы — ждут своего экспериментального изучения. Требуется и дальнейший поиск новых методик, в том числе нейропсихолингвистических. Актуальной остается и проблема межъязыковых фоносемантических универсалий в свете языковой концептуализации действительности.
Библиография
1. Firth, J.R. 1930. Speech. London. — 437 p.
2. Genette, G. Mimologiques. Voyage en Cratyle. Paris: Ed. du Seuil, 1976. — 289 p.
3. Brosses, Ch. de. Traité de la formation mécanique des langues et des principes physique de l’étymologie. Paris: Saillant, Vincent et Desaint, 1765. — 480 p.
4. Charrassin, F. Dictionnaire des racines et derivés de la langue française. Paris: Heois, 1842. — 738 p.
5. Householder, Fred W. 1946. On the Problem of Sound and Meaning, an English Phonestheme // Word 2: 83-84.
6. Nida, E.A. A System for the Description of Semantic Elements // Word, v.7, N 1, 1951: 1-12.
7. Bolinger, D.L. Rime, Assonance, and Morpheme Analysis // Word V.1-2. 1950, pp. 117-136.
8. Smithers, G. V. 1954. Some English Ideophones // Archivum Linguisticum 6: 73-111.
9. Whorf, B.L. Language: Plan and conception of arrangement // Language, thought and reality. London, 1956: 125-133.
10. Marchand, H. Phonetic symbolism in English word-formation. // Indogermanische Forschungen, LXIV. Band. 1959. Pp. 146-168.
11. Блумфилд, Л. Язык. М.: Прогресс, 1968. — 606 с.
12. Wescott, R.W. Labio-velarity and derogation in English: A Study in Phonosemic Correlation // American Speech. Spring 1971: 123-137.
13. Левицкий В.В. Начальные сочетания фонем в английском языке // Сочетаемость языковых единиц в германских и романских языках. Киев, 1983. С. 8-17.
14. Левицкий, В.В., Кушнерик, В.И., Комарницкая Л.А., Есенова, Г.С., Овшиева, Н.Л. Фоносемантическая общность языков // Семантическая общность национальных языковых систем / Ред. З.Д.Попова. — Воронеж, 1986. — С.167-180.
15. Жерновей А.Н., Левицкий В.В. Начальные сочетания фонем в немецком языке // Психолингвистические исследования значения слова и понимания текста. Калинин, 1988. С. 124-132.
16. Allport, R. Phonetic Symbolism in Hungarian Words. Harvard University Thesis. 1935. — 377 p.
17. Muller, H. Experimentelle Beitrage zur Analyse des Verhaltnisses von Laut und Sinn. Berlin, 1935. 295 S.
18. Tsuru, Sh., Fries, H.S. A Problem in Meaning // Journal of General Psychology, 1933 N 8: 281-284.
19. Brown, R.W., Black, A.H., Horowitz, A.E. Phonetic symbolism in Natural Languages // Journal of Abnormal and Social Psychology, 1955, N 50: 388-393.
20. Maltzmann, I., Morrisset, L., Brooks, L.O. An Investigation of phonetic symbolism // Journal of Abnormal and Social Psychology, 1956, N 53: 249-251.
21. Brackbill, Y., Little, K.B. Factors determining the guessing of meanings of foreign words // Journal of Abnormal and Social Psychology, 1957, N 54: 312-318.
22. Brown, R.W. Words and Things. New York: The Free Press. 1958. — 398 p.
23. Львова, Н.Л. Звукосимволические свойства начальных звукосочетаний согласных в современном английском языке. Автореф. …. канд. дисс. Донецк, 2005. — 23 с.
24. Михалёв, А.Б. Теория фоносемантического поля. Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 1995.- 213 с.
25. Jakobson, R., Waugh, L.R. The Sound Shape of Language. Brighton (Sussex): Harvester Press. 1979. — 308 p.
26. Berko, J. 1958. The child’s acquisition of English morphology. Word № 14, pp. 150-177.
27. Hutchins, Sh.S. 1998. The psychological reality, variability, and compositionality of English phonesthemes. Atlanta: Emory University dissertation. — 436 p.
28. Magnus, M. 2000. What’s in a word? Evidence for phonosemantics. Trondheim, Norway: University of Trondheim dissertation. — 390 p.
29. Abelin, Å. Studies in Sound Symbolism. Doctoral Dissertation. Göteborg University, 1999. — 327 p.
30. Joseph, B.D. 1994. Modern Greek ts beyond sound symbolism. Sound symbolism, ed. by L.Hinton, J.Nichols, J.J.Ohala, 222-236. Cambridge: Cambridge University Press.
31. Bergen, B.K. The psychological reality of phonaesthemes // Language, v.80, N. 2, 2004, pp. 290-311.
32. Kempley, S.T., Morton, J. 1982. The effects of priming with regularly and irregularly related words in auditory word recognition. British Journal of Psychology 73. 441-445.
33. Drews, E. 1996. Morphological priming. Language and Cognitive Processes 11. 629-634.
34. Feldman, L. 1995. Morphological aspects of language processing. Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum. — 482 p.
35. Landauer, T.; Foltz, P.; Laham, D. 1998. Introduction to latent semantic analysis. Discourse Processes 25. 259-284.
36. Feldman, L., Soltano, E. 1999. Morphological priming: The role of prime duration, semantic transparency, and affix position. Brain and Language 68. 33-39.
Михалёв А.Б. Психолингвистическая проблематика фонестемы // Языковое бытие человека и этноса: когнитивный и психолингвистический аспекты. Материалы IV Международных Березенских чтений. Вып.14. М.: ИНИОН РАН, МГЛУ, 2008. С.140-148.