SAL, BER, JON, ROШ - “учение об языке становится уже в мировом масштабе”

В 30-е гг. широкое распространение получила “яфетическая теория” (“новое учение о языке”), выдвинутая специалистом по кавказским языкам Н.Я. Марром, которая, с одной стороны, несколько приостановила изучение звукоизобразительности в русской лингвистике, с другой – пронизана фоносемантическими идеями.

Сохранив представление о лингвистике как исторической науке, марризм сочетал в себе идеи В. фон Гумбольдта и др. о единых для всего человечества стадиях развития языков с рядом своеобразных теоретических положений Марра.

Марризм отрицал выработанные сравнительно-историческим языкознанием представления о родстве языков, считая, что языки в ходе исторического развития не могут расходиться, а могут только сходиться («скрещиваться»). Считалось, что благодаря «скрещениям» количество языков все время уменьшается и в итоге должен сложиться единый язык. Создание такого языка Марр связывал с новой «революцией» в языке, «переросшем звуковую форму». Многими своими чертами марризм соответствовал общественным умонастроениям в СССР в 20-е -30-е годы. К ним относились революционность, разрыв с традициями, полное отрицание «буржуазной» науки, стремление рассмотреть все явления «в мировом масштабе», национальный нигилизм и др. (Леонтьев 2003).

Так называемое «новое учение о языке», или «яфетическая теория» (последний термин имеет также другое значение, связанное с идеями Марра более раннего периода, от которых он затем отка­зался), сформировалось Марром в 1923-1924 гг. и проповедовалось им при бесконечных частых модификациях до его смерти в 1934 г. Его основу, отвлекаясь от второстепенных деталей, составляли две идеи, касавшиеся исторического развития языка. Первая из них была диаметрально противоположна обычным лингвистическим представлениям о постепенном распаде единого праязыка на от­дельные, но генетически родственные языки. Согласно Марру, язы­ковое развитие идет в обратном направлении: от множества к един­ству. Языки возникали независимо друг от друга: не только русский и украинский языки исконно не родственны, но и каждый русский диалект и говор был в прошлом отдельным, самостоятельно возникшим языком. Затем происходил процесс скрещения, когда два языка в результате взаимодействия превращались в новый третий язык, который в равной степени является потомком обоих языков. Например, французский язык — скрещенный латинско-яфетиче­ский, причем, отсутствие склонения и неразвитость спряжения представ­ляют собой исконно яфетическую его черту. В результате мно­жества скрещений количество языков уменьшается, и в коммуни­стическом обществе этот процесс найдет завершение в создании всемирного языка, отличного от всех существующих.

Другая идея относилась к структурному развитии языков. Со­гласно Марру, хотя языки возникли независимо друг от друга, они всегда развивались по абсолютно единым законам, хотя и с; неоди­наковой скоростью. Звуковая речь возникала в первобытном обще­стве в среде магов и первоначально была средством классовой борьбы. Поначалу у всех народов она состояла из одних и тех же четырех элементов САЛ, БЕР, ИОН, РОШ, которые имели харак­тер «диффузных выкриков». Постепенно из их комбинаций форми­ровались слова, появлялись фонетика и грамматика. При этом все языки проходят одни и те же стадии, определяемые уровнем соци­ально-экономического развития. Любой народ на том или ином эко­номическом уровне обязательно обладает языком, находящимся на соответствующей этому уровню стадии (аморфной, агглютинатив­ной, флективной, и т.д.); более того, на некотором уровне соци­ально-экономического развития в любой точке земного шара одни и те же значения выражаются одинаково, например, вода на одной из экономических стадий будет именоваться су. При изменении эконо­мического базиса язык как часть надстройки подвергается револю­ционному взрыву и становится качественно иным как структурно, так и материально; однако в языке остаются следы прежних стадий вплоть до четырех элементов, которые можно выделить в любом слове любого языка; отыскание таких следов Марр именовал лин­гвистической палеонтологией. Связь языка с базисом была просле­жена Марром для разных стадий первобытного общества; вопрос о языковых соответствиях формаций от рабовладельческой до соци­алистической Марр всегда обходил; снова охотно он начинал гово­рить лишь о языке коммунистического общества, который, по его мнению, должен был потерять звуковой характер (Алпатов 1993).

 

Н.Я. Марр разделяет

- яфетическое языкознание (учение об яфетических языках, к которым относит языки Афроевразии, Америки, Океании и Австралии, которые являют собою “пережитки доисторических языков и ныне ютящихся в трех горных странах, на востоке в Памирской полосе, на западе в Пиринеях по одому языку и на Кавказе в составе значительно многочисленной и разнотипной массы”) и

- яфетическую теорию вообще (“общее учение о языке”) (Марр 1928: 16).

Очевидны идеологические установки этого учения, которые провозглашаются как концептуальные положения: ([яфетическая теория] “в области лингвистики делает то же самое, что марксизм сделал в области философии и социологии: она ставит лингвистику с идеалистической головы на материалистические ноги” (Марр 1928: 144).

Эти идеи во многом весьма созвучны мыслям футуристов. Вероятно, во все времена идеи носятся в воздухе и воплощаются на разных уровнях познания действительности.

Ср. идеи футуристов с установками Н.Я. Марра: “По яфетической теории человечество не начинало единым языком, а шло и идет к единству языка всего человечества”; “Ясное дело, что будущий единый всемирный язык будет языком новой системы”; “В этой работе над выковыванием будущей единой речи...” (Марр 1928: 18, 19, 21); “И великие, и малые языки одинаково смертны перед мышлением пролетариата” (Он же 1931: 63); “Учение об языке становится уже в мировом масштабе” (Он же 1929: 10).

При этом, как и у футуристов, отвергается все предшествующее, однако “новое” оказывается не так уж и хорошо забытым старым, на что указывает и сам Н.Я.Марр.

“Не надо забывать <...> Яфетическое языкознание отнюдь не вылетало подобно Афине-Палладе из головы Зевса: 1) оно родилось в той же буржуазно сложенной и скроенной научной среде, более того - зачалось, разумеется, как антитеза, в нормах  индоевропейской   лингвистики,  без которого  его и не было бы, 2) [оно] с трудом высвобождается последние годы из пелен буржуазного мышления и соответственно построенной методологической работы” (Марр 1928: 33); “индивидуальные работы старых академиков и теперь никак нельзя умалять” (Марр 1931: 64).

«Реально Н. Я. Марр при всем желании не мог строить свои концепции совсем на пустом месте, и в его учении можно видеть наряду с собственными фантазиями компоненты, взятые у В. Гумбольдта (Алпатов 1995).

В работах встречаются термины синхрония и диахрония (не отличаясь, правда, постоянством), но автор даже не пытается заменить их или навесить ярлык (ср. “кличка” о терминологии в морфологической классификации языков).

Н.Я. Марр компилировал в своем учении многие идеи современной ему лингвистики, однако “трудно судить о чисто лингвистической ценности Марра”, поскольку “под термином яфетической теории <...> кроется необычайно пестрый конгломерат идей, противоречащих друг другу” (Преображенский 1930: 207).

Рассматривая вопросы происхождения языка, Н.Я. Марр опирается на распространенную в Европе трудовую теорию происхождения языка Энгельса-Нуаре, указывая при этом на отсутствие лингвистического осмысления вопроса в работах Ф. Энгельса и Л. Нуаре.

“Ближе к яфетидологическому пониманию в своих общих суждениях<...> Людвиг Нуаре”;

“Гениальная догадка Нуаре не может играть такой роли, поскольку она является только гипотезой, и поскольку она оперирует материалом и методами индоевропейской лингвистики”;

“Марксизм не имеет собственной специально-языковой теории. Энгельсом было высказано только общее положение о развитии языка в процессе труда (“Роль труда в процессе очеловечения обезьяны”)” (Марр 1928: 92, 145, 139).

При этом академик противоречит не только самой трудовой теории, но ее собственной интерпретации, синтезируя многие теории естественного происхождения языка (междометную и жестовую теории, теорию трудовых выкриков), но отрицая всякую связь с этими теориями и настаивая на конвенциональных (социального договора) теориях.

Ср. синтез или признание естественных теорий: “Добрая часть кинетической речи могла происходить на начальной стадии ее развития автоматически, под влиянием аффекта <...> как акт физической деятельности плоти” (Марр 1928: 88) (междометная и жестовая теории);

“Технически эти в начале элементы трудового процесса, магического действа, мы представляем выкриками, развивавшими своей повторяемостью голосовые связки и вообще органы произношения”; “Повторяемость содействовала искусственному музыкальному и заодно с ним членораздельному оформлению естественных выкриков, постепенно становившихся звуковыми комплексами” (теория трудовых выкриков)

и отрицание этих теорий: “Язык, звуковая речь, ни в какой стадии своего развития, ни в какой части не является простым даром природы” (Марр 1928: 112-113, 19); “Ведь в языке нет ничего простого, ничего натурального” (Он же 1929: 21).

Однако очевидно полное отрицание Н.Я. Марром звукоподражательной теории происхождения языка, особенно связь возникновения языка с подражанием голосам животных и птиц, что закономерно, ибо это никак не вписывается в декларируемую социальность. Более того, звукоподражательность слов как позднейшее явление декларируется как общее положение яфетической теории, ее существенная семантическая деталь (Марр 2001: 215-216).

Марристы относили ономатопеи к относительно позднему звуковому фонду, поскольку первичными были “четыре элемента”, однако и эти элементы восходили к “аффектированным выкрикам”. В сущности это новые попытки поиска языковых универсалий и универсальных процессов в развитии языка, которые основаны, однако, на произвольных аргументах.

“... ни один язык мира не может представлять собой ни звериной или птичьей речи, ни ее непосредственного развития” (Марр 1928: 114).

«Животный звуковой язык может лежать в основе позднейшего звукового художественного творчества человека, пения, музыки, а вибрация тела может лежать в основе линейного художественного творчества, пляски и т.п. Ни тот, ни другой путь не вел к человеческой речи» (Марр 2001: 217).

Идея стадиальности развития языка, выдвинутая в работах В. фон Гумбольдта и развитая А. Шлейхером и Ф. Мюллером, лежит и в основе теории Н.Я. Марра.

По мнению А.С. Чикобавы, в “новом учении о языке” получает развитие не классическая идея, поскольку идеи Гумбольдта отвергаются советской лингвистикой как идеалистические, а стадиальная теория развития растений академика Т. Лысенко, по крайней мере именно на нее опираются марристы в аргументации своей правоты (Горбаневский 1991: 19).

«Стадиальное развитие растений» Т. Лысенко было основой для того, чтобы требовать монопольного положения для «стадиального учения о языке» Н. Марра (со стороны последователей Н. Марра). Теперь выявилась несостоятельность и того, и другого (Чикобава 2001: 512).

Понятие стадии основывается на типологической классификации языков, где аморфные, агглютинативные и флективные языки, как и у предшественников, рассматриваются как этапы “перерождения” и универсальный процесс в развитии языков. Однако стадиальность тесно связывается с социально-экономическими и мировоззренческими формами развития человечества.

“Ведь все мерило деления сводится лишь к типологии, различаемой тремя терминами или кличками - синтетической или аморфной (это древнейшая типология), агглутинативной (последующая) и флективной (третья).

<...> мы имеем потребность число типов или различных систем увеличить, более уточнить классификацией языков хотя бы в этом отношении, внешне-типологическом” (Марр 1928: 51).

По марровской теории, языки индоевропейской семьи (называемые прометеидскими), как и другие языковые семьи, являются последующим этапом развития яфетических языков (в первую очередь кавказских).

Учение Н.Я. Марра снова переводит вопрос о типологии языков, по словам А.С.Чикобавы, из “плоскости горизонтальной” в “плоскость вертикальную”.

“Вопрос о стадиях и системах был выдвинут на основе общих построений без конкретного распределения языков по вновь предлагаемому принципу. Число стадий не уточнено, также не выявлены отличительные стадиальные признаки, системы же вовсе не проработаны в деталях отдельных языковых группировок” (Чикобава 1991: 177). Совершенно иную интерпретацию получает идея стадиальности в рамках фоносемантики.

Основным методом Н.Я. Марра служил четырехэлементный палеонтологический анализ, который формулируется весьма просто: “Все слова всех языков земного шара состоят из четырех элементов (Сал, Бер, Йон, Рош). В лексическом составе какого бы то ни было языка нет слова, содержащего что-либо сверх всех тех же четырех элементов” (Цит. по: Горбаневский 1991: 175).

“Звуковая речь начинается не с выработки отдельных звуков, а с использования отдельных цельных комплексных звуков, впоследствии развившихся в звуковые комплексы из трех фонем, четырех элементов, сначала доводивших свою членораз-дельность лишь до нераздельного произношения трехзвучности согласного, гласного, согласного = SAL, BER, YON, ROШ”, “из которых слагается основной лексический состав языков всего мира” (Марр 1928: 109, 99).

Анализ по “четырем  элементам”- SAL, BER, YON, ROШ - напоминает средневековые этимологии: так, например, груз. цкали, арм. джур, турец. су, кит. шуй “вода” восходят к элементу SAL.

Однако многие положения теории Н.Я. Марра носят весьма продуктивный характер и соотносятся со многими положениями современной лингвистической науки.

Одним из принципиальных выводов яфетической теории является вывод о происхождении языка из ритуала, который сегодня активно развивается в научных исследованиях (Топоров 1988; Маковский  1999; Монич 2000).

Но интерпретация этой мысли у Н.Я.Марра остается в рамках прямолинейного, “негибкого” марксизма, который “допускает существование классовой дифференциации в доисторическом обществе, в связи с чем стоит, например, классовый характер звуковой речи” (Марр 1928: 143).

“И с кинетической речью развивалось в свою очередь общественное мировоззрение, не исключая и культового или магии, не исключая представления о таинственной силе и потребности с нею общаться, ее ублажать и ее чествовать” (Марр 1928: 89);

“Ведь начальная звуковая речь - культовая, собственно магическая, ею пользуется ограниченное число лиц” (Марр 1928: 63);

“Если же говорить о словарном значении, то оно могло сводиться, следовательно, лишь к обозначению источника магии, впоследствии предмета культа, тотема, позднее бога, и этот предмет культа обозначался произношением всех четырех элементов вместе и каждого в частности первично совместно с пляской, пением и музыкой, но тогда не было еще никакой звуковой речи, была речь, но лишь кинетическая, (т.н. линейная), она же ручная” (Марр 1928:107).

Принципиальным положением является вывод о первоначальной “кинетической (ручной)” речи, которая предшествовала звуковой форме общения человека. Исследования, посвященные проблеме происхождения языка, в рамках LOS, актуализируют жестовую теорию происхождения языка (Lieberman 1984, 1989), которая отражается в ритуальной, игровой, этологической теориях.

Однако посылки яфетического учения обусловлены лишь “марксистской” теорией происхождения языка, в основу которой положена так называемая гоминидная триада “прямохождение - рука - мозг”, а “лобовая” интерпретация приводит к ложным выводам:

“Человечество в невежестве, человечество, находившееся во власти неизвестных ему еще сил природы и управляющееся ими, не было способно так оценить значение рабочей “руки”, как мы то делаем теперь ”;

“В связи с трудовым происхождением языка яфетическая теория устанавливает, что основным, первичным словом (“первословом”) служит рука” (Марр 1928: 84, 142).

По Н.Я. Марру, четыре элемента существуют “в начале в неразрывном сочетании с элементами кинетической речи, жестами и мимикой” и “имеют лишь функцию восполнения т.н. ручной речи и только впоследствии, в результате постепенного расширения круга их использования - функцию самостоятельных элементов уже сконструировавшейся звуковой речи” (Марр 1928: 112).

Представляется важным в теории Н.Я. Марра приближение к понятию фонотипа, что угадывается в употребляемых им терминах (сибилянты, спиранты и пр.), а также вводимой им транскрипции.

“Яфетидологическая транскрипция не только доводит выражения сложнейших звуковых величин до простых цифр, но в то же самое время выделяет взаимную связанность одних звуков с другими, одних групп с другими, а не затушевывает ее или совсем закрывает” (Марр 1928: 39).

Довольно точно дается характеристика проторечи в рамках “нового учения о языке”, которая подтверждается как данными по исследованию детской речи (в онтогенезе), так и собственно изучением филогенетических аспектов языка.

“Древнюю речь отличают аморфность (отсутствие морфологии), моносиллабизм (односложность слов), синтетический строй, отсутствие (или плохая дифференциация) частей речи и полисемантизм”; “<...>“полисемантизму (многозначимости слов) предшествовал асемантизм (отсутствие какого-бы то ни было стабильного значения)”  (Марр 1928:132).

Ср. характеристика протоязыка как многозначного, расплывчатого и ингерентно неясного (Lieberman 1984); “фонестемы” с диффузной семантикой (Rolfe 1993), синтаксические “базовые партикулы” (Николаева 1996) или фонемы с неким глобальным значением, чаще всего синтаксическим (Studies... 1989) как единицы протоговорения; реализация проторечи в виде ударных и безударных слогов, когда “изобретение” слога рассматривается как переход от гоминида к человеку (Payson Creed 1989); отсутствие грамматики в протоязыке (Bickerton 1990). “В настоящее время протоструктуры характеризуют язык обезьян, речь маленьких детей и пиджин-языки” (Николаева 1996: 82).

Н.Я.Марр говорит о семантическом пучке, пучковом значении первичных элементов языка: “Некогда одно общее трехзначное слово (или семантический пучок, семантическое гнездо, пучковое значение) “рука + женщина + вода” разложилось в русском языке на “рука”, “река” и “русалка”, которые являются разновидностями одного и того же слова” (Марр 1928: 98). Ср. ударные слоги как “капсулы речи” с важнейшей информацией (Payson Creed 1989).

Мысли Н.Я.Марра о “присвоении первоначально ничего не означавшим звуковым комплексам тех или иных значений” (Марр 1928: 98) в процессе коллективной трудовой деятельности (Chiarelli 1989; Ragir 1993) сопоставимы с идеями о нескольких этапах развития символики в возникновении языка: 1) осознание гоминидами самой возможности символа; 2) коллективное признание этих сиволов; 3) понимание их условности; 4) эволюция моторики, миметическая имитация (Donald 1993).

Даже часто критикуемые “четыре элемента” оказываются не столь фантастичными (об ограниченности первоэлементов языка говорят сегодня многие исследователи), тем более что сам Н.Я. Марр не настаивает именно на числе четыре.

“<...> Почему именно четыре, вопрос, как мы видели, еще открытый, самая ограниченность элементов речи нас отнюдь не должна и не может смущать <...> они были полисемантичны (многозначущи), и, понятно, для выражения нескольких десятков единиц понятий и представлений с избытком достаточно было несколько единиц такого рода элементов, хотя бы лишь четырех” (Марр 1928: 115).

Итак, при некоторой нелепости установок Марра и явно идеологической основе его теории в ней можно обнаружить и рациональные, хотя и не доказанные, а случайно высказанные догадки: звуковая речь зародилась в рамках дозвуковой (кинетической) речи; первым звуковым языком являлись диффузные звуковые комплексы, из которых возникали языковые знаки.

Теория Н.Я. Марра оценивалась либо резко положительно (Андреев 1929), либо резко отрицательно (Алпатов). Однако истина, как обычно, где-то рядом.

«Сейчас мы сталкиваемся с тем, что имя Н.Я. Марра ставится в один ряд с именами Дж. Фрезера и Л. Леви-Брюля. Ему же отводится одна из ведущих ролей в становлении семиотики в СССР<…> Школа Н.Я. Марра в лице его учеников и соратников (Н.Ф. Яковлев, О.М. Фрейденберг и др.) положила начало реконструкции древнейших типов знаковых систем коммуникации, изучению соотношения звуковых и жестовых систем знаков, табу» (Базылев, Нерознак 2001:19).

По мнению В.М. Абаева, ученика и критика Н.Я. Марра, «Марр обладал поразительно верным чутьем большого ученого».

Глоттогоническая теория Н.Я. Марра не имеет под собой никаких рациональных оснований. <…> Но теория эта, представляющая своеобразную структурную модель языка, весьма близкую к генетическому коду, не иррелевантна для науки и может служить иллюстрацией проявления в ученом интуитивных и неосознанных представлений о структуре генетического кода, очевидно, подсознательно скопированных им при создании оригинальной модели языка (Гамкрелидзе 1988).

Учение Н.Я. Марра было подвергнуто критике его коллегами (Петерсон 1929; Шор 1928; Поливанов 1929; Данилов 1929; Преображенский 1930; Никольский 1928; Бузук 1924; Державин 1928; Бочачер 1931; Данилов 1931), что привело их к печальным последствиям, поскольку “факты требуют оргвыводов”: “распоясавшимся обскурантам указать на другое место для агитации, чем аудитории рабоче-крестьянских вузов” (Бескровный 1931: 54-55).

9 мая 1950 г. в »Правде» была объявлена дискуссия по вопросам языкознания, начатая статьей против Марра, написан­ной одним из несдавшихся противников его учения, академиком АН Грузии А.С.Чикобавой. Проработки временно прекратились, а редакция «Правды» поначалу ее высказывала свою точку зрения на публикуемые материалы. На первом этапе дискуссии равномерно печатались статьи противников Марра (А.Чикобава, Б.Серебренников, Г.Капанцян, Л.Булаховский), его защитников (И.Мещанинов. Н.Чемоданов, Ф.Филин, В.Кудрявцев) и сторонни­ков компромисс­ной позиции (В.Виноградов, Г.Санжеев, А.Попов, С.Никифоров). Позиция противников Марра была гораздо более аргументированной, но сила аргументов сама по себе в тех условиях ничего не решала. Все определялось другой силой, и она, наконец, заявила о себе (Алпатов 1993).

Окончательное крушение яфетической теории связано с вмешательством в научную дискуссию И.В. Сталина, по указанию которого, как считается, действовал А.С. Чикобава.

Ясно, что дискуссия была задумана Сталиным как прелюдия к его собственному вступлению; как позже вспоминал сам Чикобава, его статья в «Правде» написана по заданию Сталина, который читал ее и правил (36). Известно и то, что этому заданию предшество­вало письмо Чикобавы Сталину, написанное еще в апреле 1949 г., когда Чикобаву активно травили Сердюченко и другие маркси­сты; текст этого письма сейчас опубликован (37). Далее не все ясно. Судя по всему, Чикобава не был инициатором своего письма; сам он утверждает, что оно подготовлено по предложению тогдашнего первого секретаря ЦК КП Грузии Чарквиани и переслано через него Сталину (38). Не исключено, что инициатива принадле­жала Чарквиани, покровитель­ство­вав­шего Чикобаве. Но он мог и выпол­нять директиву Сталина, в этом случае Чикобава выступал лишь в роли эксперта. Если это так, то остается неясным, сам ли Сталин заинтересо­вался вопросами языкозна­ния или же кто-то обратил на них его внимание (Алпатов 1993).

Представляется, что активное неприятие идей Н.Я. Марра связано не только с его языковыми взглядами (они существуют в русле русской и европейской традиций, хотя и с определенными “изгибами”), но и его ролью в системе политического режима того времени.

По мнению В.М. Алпатова, «Н.Я. Марр был ярким и талантливым человеком, не обладавшим, однако, многими необходимыми для ученого качествами: умением строго опираться на факты, объективностью, самокритичностью. К тому же, хотя он и получил серьезное востоковедное образование, но не имел достаточной лингвистической подготовки. Ему всегда было свойственно стремление к широким обобщающим теориям, не вытекающим из фактического материала. По выражению его ученика В. И. Абаева, Марр при активности творческого центра был лишен центра торможения. Поэтому он легко мог утверждать самые фантастические положения, подгоняя к ним одну часть фактов и отбрасывая другую» (Алпатов 1995).

В русистике на некоторое время был утрачен интерес к проблеме языка и мышления, звукоизобразительности, поискам языковых универсалий и типологии языков. Подобное состояние напрямую связывается с деятельностью Н.Я. Марра: “<...> идеи общей по направленности языковой эволюции, попытки реконструировать палеоязыковое состояние, поиск того, какими были первичные (примарные) единицы и вообще идея таких единиц у нас связалась с комплексом марристских идей и тем самым стала неприемлемой” (Николаева 1996: 87).

В середине ХХ в. (к этому времени советская лингвистика освободилась от идей марризма) одна за другой выходит ряд работ, вновь пытающихся решить проблему происхождения языка. С этого времени число работ, посвященных исследованию звукоизобразительности, начинает стремительно расти.

С.С. Шляхова

 

Информация о нем: http://rulex.ru/01130266.htm

http://www.peoples.ru/science/linguist/marr/ (фото)

http://www2.unil.ch/slav/ling/cours/a12-13/SEMI%20UNIL/accueil.html (фото)

http://arhiv.orthodoxy.org.ua/ru/node/12944 (фото)

Литература: Шляхова С.С. Тень смысла в звуке: Введение в русскую фоносемантику. Перм. гос. пед. ун-т. Пермь, 2003. Алпатов В.М.. Марр, марризм и сталинизм http://delostalina.ru/?p=1545 http://www.ihst.ru/projects/sohist/papers/alp93sp.htm А. П. АНДРЕЕВ : Революция языкознания. Яфетическая теория академика Н. Я. Марра. Издание ЦК СЭСР, 1929. М. БОЧАЧЕР : «Лингвистическая    дискуссия», На литературном посту, 1931-3, с. 35-37. Г. ДАНИЛОВ : «Яфетидология в наши дни» (1) , Революция и язык, 1931, 1, с. 21-27. Алпатов В.М. Мифология в советском языкознании 1995 http://psibook.com/linguistics/mifologiya-v-sovetskom-yazykoznanii.html Леонтьев А. Якубинский. http://www.inion.ru/files/File/2003_otech_lingvis_3.pdf

 

Список трудов Н.Я. Марра

  1. Марр Н.Я. Избранные работы. Том 1. «Этапы развития яфетической теории» посвящен истории возникновения и движения «нового учения» о языке. М., 1933
  2. Марр Н.Я. Избранные работы. Том 2. «Основные вопросы языкознания» включает работы, освещающие узловые вопросы «нового учения» о языке в лингвистическом аспекте. М., 1933
  3. Марр Н.Я. Избранные работы. Том 3. «Язык и общество» - логическое дополнение ко 2 тому, где также освещаются кардинальные проблемы «нового учения» о языке, но в общесоциологическом и историческом аспектах М., 1933
  4. Марр Н.Я. Избранные работы. Том 4. «Единство глоттогонического процесса» посвящен обоснованию одного из положений «нового учения» о языке, теории взаимосвязанности всех языков человечества на материале различных языков мира М., 1933
  5. Марр Н.Я. Избранные работы. Том 5. «Этно- и глоттогония восточной Европы» включает работы, трактующие проблемы образования племен, народов и языков восточной Европы и их взаимоотношения в древнейший период. М., 1933